Версия для печати
Отправить другу1. Сибирский модерн: города и люди
«Улица корчится безъязыкая,
Ей нечем кричать и разговаривать»
В.В. Маяковский
Десять лет назад экономисты и политики заговорили о «второй индустриализации» Сибири и совершенно справедливо связали ее с новой урбанизацией, понимая, что современный город не только прямое следствие этой индустриализации, но универсальный способ существования современного общества. Если группа изначально незнакомых людей проводит вместе волею судьбы 2-3 дня и больше, например, в доме отдыха, то к исходу второго дня совместного пребывания в новом для себя пространстве эти люди создадут такую структуру, которая будет воспроизводить «город» с его четкими пространственными делениями социальных статусов, ясным разделением интимного и публичного пространства. Качество человеческих отношений проявится в близости или отдаленности их друг от друга, в формировании небольших групп, которые именно пространственно отделят себя друг от друга.
Город давно уже превратился в символ современных человеческих отношений. Уничтожая прежние социальные группы, он создал беспрецедентное количество новых групп, для каждой из которых предлагает не только свое обособленное городское пространство, но и возможность закрепить внутригрупповые статусы культурными знаками и символами. К этому следует добавить беспрецедентные социальные скорости, которые растут изо дня в день и закрепляются как стиль жизни в современной культуре через коды, знаки и символы Больших городов.
Быстрые и захватывающие изменения городского пространства Красноярска заставляют сделать вывод о том, что социальные миры этого города формируются также крайне быстро. В ближайшее время многие из них заявят о себе через критику или прямой отказ сохранять стабильной ту социальную структуру, которая сформировалась без них, в правящие круги которой они не успели войти или не смогли это сделать раньше внутри конкретной структуры возможностей, где их «уже» или «еще» не было.
Первое, на что хотелось бы обратить внимание сегодня, - это неразрывная связь «системы» и «тех, кто ее критикует». Каково культурное основание для появления протестов, «бунтов», действий, которые можно «расшифровать» как отрицание социальной стабильности, как «протест»? Это основание хорошо известно и описано во многих социальных исследованиях: это конфликт между культурными целями и законными (институциональными) возможностями эти цели достигнуть. Представляется, что современное российское общество проживает сейчас достаточно сложные и исторически уникальные социальные и политические процессы, но, несомненно, многие из них задаются реальным противоречием между сильным эмоциональным акцентом на вполне определенных целях и отсутствием такого же акцента на соответствующих этим целям процедурах, отсутствием соответствующих данным целям «легальных» политических и социальных институтов.
Например, современная российская культура, каналами которой выступают невиданные доселе технические средства: телевидение, кино, интернет, - чрезвычайно эмоционально и на большую высоту ежесекундно поднимает такую ценность как успех, измеряемый в денежном эквиваленте. Созданы наши российские или импортированы зарубежные культурные образцы социального поведения, где денежный успех не просто желаем, но его нужно добиваться любой ценой, нельзя прекращать борьбу за него, нельзя усмирять свои амбиции. Социальный статус человека не столько определяется четкой суммой на банковском счете, сколько самой напряженной борьбой за постоянное увеличение этой суммы. Не сами деньги являются мерилом высокого социального статуса, а напряженная борьба за новые источники дохода, битва за его постоянный рост, сражение и победа над другими людьми, которые также в силу сложившейся социально-экономической системы включены в эту никогда не прекращающуюся битву. Более того, социальной неудачей в культуре декларируется именно прекращение этого сражения, отказ от понижения или стабилизация целей.
Архитектурные и строительные процессы в нашем Красноярске позволяют увидеть, что новые социальные группы, экономически успешные и превратившие свою жизнь в постоянную борьбу за новые успехи, новые деньги, делают все возможное, чтобы продемонстрировать себя, свою успешность, свою открытость навстречу этому успеху, свои амбиции и претензии встать вровень с теми, кто составляет верхние этажи социальной пирамиды. Любой крупный городской бизнес-проект, так или иначе, воплотил себя в современных городских зданиях Красноярска. Можно указать на бизнес-центр «Европа» рядом с городской администрацией, новое здание для медицинского центра «Бионика» на улице Ленина, архитектурно-строительные комплексы для коммерческих банков, застройку района Взлётки и так далее. Примерам несть числа.
Глядя на то, как растет наш краевой центр, уже давно можно было ожидать, что скоро-скоро культ успешности и желание предельно ускорить движение социальных лифтов приведет к изменению типичного социального поведения и проявит его новые формы. Некоторые из них отойдут от конформности и ритуализма и попробуют «мятеж», хотя, может быть, в тех самых границах, которые будут ими интуитивно поняты «в духе современного момента».
Таким образом, провозглашая и эмоционально поддерживая культурные цели богатства, успешности и непрерывной битвы за эти цели, социальная система, не воссоздающая сама из себя и делающая это постоянно - адекватных солидарных стандартов для осуществления этих целей, приводит к тому, что структуры возможностей будут расширяться через открытые конфликты или скрытую враждебность новых социальных групп, которым современный город всегда даст место для пространственного обозначения и символического проявления. Эти новые социальные силы действуют в логике той же самой системы, которую они не только не отрицают, а, напротив, призывают ее обратить на себя внимание, «впустить» в себя и «заставить» расположить на очень высоких социальных этажах, символически подкрепив это вхождением в пресловутые «коридоры власти».
Вместе с тем, эти «новые конфликты» вполне могут иметь не столько социально-политическую, сколько эмоционально-психологическую подоплеку и питаются сложным социальным чувством, которое Фридрих Ницше и Макс Шелер обозначили термином «ressentiment» - это нечто большее, чем просто зависть, обида или вина. Ресентимент – это создание и постоянное воссоздание «врага», ответственного за наши неудачи и наше бессилие. От простой зависти ресентимент отличается тем, что человеком создается особая система морали, отрицающая систему ценностей «врага». Ресентимент напрямую связан с кажущейся человеку невозможностью повысить свой социальный статус и бессильной уверенностью в том, что эта ситуация вызвана не личными его способностями и способами действовать, а величием его собственной моральной системы и низменностью моральной системы «успешного» врага. При этом отрицается не то, что желательно поесть сладкого винограда, а утверждается, что горькие данные конкретные гроздья несправедливо достались именно этой лисе.
Поэтому вряд ли можно называть «мятежом» или «бунтом» самопрезентацию «человека ресентимента». Он осуждает то, чего втайне желает. В случае бунта осуждается само желание. Но справедливости ради необходимо заметить, что в зависти и обиде бунт может черпать свою пищу, когда социальная солидарность и интеграция истончились, и институты, их создающие, - традиции, нормы, ценности, социальные предписания и требования, - деформированы и требуют срочной «перезагрузки», обновления и соответствующих современных культурных текстов, которые «легко» читаются современными людьми.
Добавить комментарий